Князь Серебряный, Упырь, Семья вурдалака - Страница 62

- Нарочно, нарочно выдал! - сказали многие.

- Да что это за князь? - спросил один. - Зачем его держат? Выкупа за него ждет атаман, что ли?

- Нет, не выкупа! - отвечал рыжий песенник. - Князя, вишь, царь обидел, хотел казнить его; так князь-то от царя и ушел к нам; говорит: я вас, ребятушки, сам на Слободу поведу; мне, говорит, ведомо, где казна лежит. Всех, говорит, опричников перережем, а казною поделимся!

- Вот как! Так что ж он не ведет нас! Уж третьи сутки здесь даром стоим!

- Оттого не ведет, что атаман у нас баба!

- Нет, этого не говори, Перстень не баба!

- А коли не баба, так и хуже того. Стало, он нас морочит!

- Стало, - сказал кто-то, - он хочет царскую казну на себя одного взять, а нам чтоб и понюхать не досталось!

- Да, да, Перстень продать нас хочет, как Коршуна продал!

- Да не на таковских напал!

- А старика-то выручить не хочет!

- Да что он нам! Мы и без него дедушку выручим!

- И без него казну возьмем; пусть князь один ведет нас!

- Теперь-то и самая пора: царь, слышно, на богомолье; в Слободе и половины опричников не осталось!

- Зажжем опять Слободу!

- Перережем слободских!

- Долой Перстня! Пусть князь ведет нас!

- Пусть князь ведет! Пусть князь ведет! - послышалось отовсюду.

Подобно грому прокатились слова от толпы до толпы, пронеслися до самых отдаленных костров, и все поднялось и закипело, и все обступили курень, где Серебряный сидел в жарком разговоре с Перстнем.

- Воля твоя, князь, - говорил атаман, - сердись, не сердись, а пустить тебя не пущу! Не для того я тебя из тюрьмы вызволил, чтобы ты опять голову на плаху понес!

- В голове своей я один волен! - отвечал князь с досадою. - Незачем было меня из тюрьмы вызволять, коли я теперь в неволе сижу.

- Эх, князь, велико дело время. Царь может одуматься, царь может преставиться; мало ли что может случиться; а минует беда, ступай себе с богом на все четыре стороны.

- Что ж делать, - прибавил он, видя возрастающую досаду Серебряного, - должно быть, тебе на роду написано пожить еще на белом свете. Ты норовом крут, Никита Романыч, да и я крепко держусь своей мысли; видно, уж нашла коса на камень, князь!

В это мгновение голоса разбойников раздались у самого куреня.

- В Слободу, в Слободу! - кричали пьяные удальцы.

- Пустим красного гуся в Слободу!

- Пустим целое стадо гусей!

- Выручим Коршуна!

- Выручим дедушку!

- Выкатим бочки из подвалов!

- Выгребем золото!

- Вырежем опричнину!

- Вырежем всю Слободу!

- Где князь? Пусть ведет нас!

- Пусть ведет князь!

- А не хочет, так на осину его!

- На осину! На осину!

- Перстня туда же!

- На осину и Перстня!

Перстень вскочил с места.

- Так вот что они затевают! - сказал он. - А я уж давно прислушиваюсь, что они там голосят. Вишь как расходились, вражьи дети! Теперь их сам черт не уймет! Ну, князь, нечего делать, вышло по-твоему; не держу тебя доле: вольному воля, ходячему путь! Выйди к ним, скажи, что ведешь их на Слободу!

Серебряный вспыхнул.

- Чтоб я повел вас на Слободу? - сказал он. - Да скорей вы меня на клочья разорвете!

- Эх, князь, притворись хоть для виду. Народ, ты видишь, нетрезвый, завтра образумятся!

- Князь! - кричали голоса, - тебя зовут, выходи!

- Выйди, князь, - повторил Перстень, - ввалятся в курень, хуже будет!

- Добро ж, - сказал князь, выходя из куреня, - посмотрим, как они меня заставят вести их на Слободу!

- Ага! - закричали разбойники, - вылез!

- Веди на Слободу!

- Атаманствуй над нами, не то тебе петлю на шею!

- Так, так! - ревели голоса.

- Бьем тебе челом! - кричали другие. - Будь нам атаманом, не то повесим!

- Ей-богу, повесим!

Перстень, зная горячий нрав Серебряного, поспешил также выйти.

- Что вы, братцы, - сказал он, - белены, что ль, объелись? Чего вы горла-то дерете? Поведет нас князь куда хотите; поведет чем свет; а теперь дайте выспаться его милости, да и сами ложитесь; уже вволю повеселились!

- Да ты что нам указываешь! - захрипел один. - Разве ты нам атаман!

- Слышь, братцы, - закричали другие, - он не хочет сдать атаманства!

- Так на осину его!

- На осину, на осину!

Перстень окинул взором всю толпу и везде встретил враждебные лица.

- Ах вы, дураки, дураки! - сказал он. - Да разве я держусь вашего атаманства? Поставьте над собой кого знаете, а я и сам не хочу; наплевать мне на вас!

- Хорошо! - закричал кто-то.

- Красно говорит! - прибавил другой.

- Наплевать мне на вас! - продолжал Перстень. - Мало, что ли, таких, как вы? Эка честь над вами атаманствовать! Да захочу, пойду на Волгу, не таких наберу!

- Нет, брат, дудки. От себя не пустим; еще, пожалуй, продашь, как Коршуна продал!

- Не пустим, не пустим; оставайся с нами; слушайся нового атамана!

Дикие крики заглушили голос Перстня.

Разбойник огромного роста подошел к Серебряному с чаркой в руке.

- Батька! - сказал он, ударив его широкой лапой по плечу, - пробазарил ты свою голову, стал нашим братом; так выпьем вместе да поцелуемся!

Бог знает, что бы сделал Серебряный. Пожалуй, вышиб бы он чарку из рук разбойника и разорвала б его на клочья пьяная толпа; но, к счастию, новые крики отвлекли его внимание.

- Смотрите, смотрите! - раздалось в толпе. - Опричника поймали! Опричника ведут! Смотрите, смотрите!

Из глубины леса шло несколько людей в изодранных одеждах, с дубинами в руках. Они вели с собой связанного Максима. Разбойник, которого он ударил саблей, ехал на Максимовом коне. Впереди шел Хлопко, присвистывая и приплясывая. Раненый Буян тащился сзади.

- Гей, братцы, - пел Хлопко, щелкая пальцами:

Гости съехались ко вдовушкам во дворики,
Заходили по головушкам топорики!