Немного подалее старик, с седою кудрявою головой, с длинною бородой, рассказывал молодежи какую-то сказку. Он говорил стоя и опершись на топор, насаженный на длинную палку. В этом положении старику было ловчее рассказывать, чем сидя. Он мог и выпрямиться, и обернуться во все стороны, и в приличном месте взмахнуть топором, и присвистнуть по-молодецки. Ребята слушали его с истинным наслаждением. Они уши поразвесили и рты поразевали. Кто присел на землю, кто взобрался на сучок, кто просто расставил ноги и выпучил глаза; но большая часть лежала на животах, упершись локтями оземь, а подбородком о ладони: оно-де сподручнее.
Далее двое молодцов тузили друг друга по голове кулаками. Игра состояла в том, что кто-де из нас первый попросит пощады. И ни одному не хотелось просить ее. Уже оба противника побагровели, как две свеклы, но дюжие кулаки не переставали стучать о головы, словно молоты о наковальни.
- Эй, не будет ли с тебя, Хлопко? - спросил тот, который казался послабее.
- Небось, брат Андрюшка! когда будет, скажу. А вот тебе так сейчас плохо придется!
И кулаки продолжали стучать.
- Смотрите, братцы, вот Андрюшка тотчас свалится, - говорили зрители.
- Нет, не свалится! - отвечали другие. - Зачем ему свалиться, у него голова здорова!
- А вот увидишь, свалится!
Но Андрюшке и подлинно не хотелось свалиться. Он изловчился и, вместо чтобы ударить противника по макушке, хватил его кулаком в висок.
Хлопко опрокинулся.
Многие из зрителей захохотали, но большая часть изъявила негодование.
- Не честно! не честно! - закричали они. - Андрюшка слукавил! Отодрать Андрюшку!
И Андрюшку тотчас же отодрали.
- Откуда молодцов бог несет? - спросил старый сказочник у нескольких парней, которые подошли к огню и робко озирались во все стороны.
Их привел ражий [] детина с широким ножом за поясом; на парнях не было оружия, они казались новичками.
- Слышь вы, соколики! - сказал, обращаясь к ним, ражий детина, - дедушка Коршун спрашивает, откуда вас бог принес? Отвечайте дедушке!
- Да оно, тово, вот как будет. Я-то из-под Москвы! - отвечал один из парней, немного запинаясь.
- А зачем из гнездышка вылетел? - спросил Коршун, - нешто морозом хватило али чересчур жарко стало?
- Стало быть, жарко! - отвечал парень. - Как опричники избу-то запалили, так сперва стало жарко, а как сгорела-то изба, так и морозом хватило на дворе!
- Вот оно как. Ты парень не глупый. Ну, а ты чего пришел?
- А родни искать!
Разбойники захохотали.
- Вишь что выдумал. Какой тебе родни?
- Да как убили опричники матушку да батюшку, сестер да братьев, скучно стало одному на свете; думаю себе: пойду к добрым людям, они меня накормят, напоят, будут мне братьями да отцами! Встретил в кружале вот этого молодца, догадался, что он ваш, да и попросил взять с собою.
- Добрый ты парень! - сказали разбойники, - садись с нами, хлеб да соль, мы тебе будем братьями!
- А этот чего стоит, повеся нос, словно несолоно хлебал? Эй ты, плакса, что губы надул? Откуда ты?
- С-под Коломны! - отвечал, лениво ворочая языком, дюжий молодой парень, стоявший с печальным видом позади других.
- Что ж, и тебя опричники обидели, что ли?
- Нявесту взяли! - отвечал парень нехотя и протяжно.
- А ну-ка, расскажи!
- Да что тут рассказывать! Наехали, да и взяли!
- Ну, а потом?
- Что ж потом! Потом ничаво!
- Зачем же ты не отбил невесты?
- Где ж ее было отбивать? Как наехали, так и взяли!
- А ты на них так и смотрел, разиня рот?
- Нет, опосля, как удрали-то, так уж так осерчал, что боже сохрани.
Разбойники опять захохотали.
- Да ты, брат, видно, тяжел на подъем!
Парень скроил глупое лицо и не отвечал.
- Эй ты, пареная репа! - сказал один разбойник, - взяли у тебя невесту, так из-за этого еще нечего киснуть! другую найдешь!
Парень смотрел разиня рот и не говорил ни слова.
Лицо его разбойникам показалось забавным.
- Слышь ты, с тобой говорят! - сказал один из них, толкая его под бок.
Парень молчал.
Разбойник толкнул его крепче.
Парень посмотрел на него так глупо, что все опять принялись хохотать.
Несколько человек подошли к нему и стали толкать его.
Парень не знал, сердиться ли ему или нет; но один толчок сильнее других вывел его из сонного хладнокровия.
- Полно вам пхаться! - сказал он, - что я вам, куль муки, что ль, дался? Перестаньте, осерчаю!
Разбойники пуще стали смеяться.
Парню и в самом деле хотелось рассердиться, только лень и природная сонливость превозмогали его гнев. Ему казалось, что не стоит сердиться из-за безделицы, а важной-то причины не было!
- Серчай же, дурень! - сказали разбойники, - что ж ты не серчаешь?
- А нут-ка, толкните-ка ящо!
- Вишь какой лакомый! На вот тебе!
- А ну-тка крепчае!
- Вот тебе!
- Ну, тяперь держитесь! - сказал парень, рассердясь наконец не на шутку.
Он засучил рукава, плюнул в кулаки и принялся катать правого и виноватого. Разбойники не ожидали такого нападения. Те, которые были поближе, в один миг опрокинулись и сшибли с ног товарищей. Вся ватага отхлынула к огню; котел упал, и щи разлились на уголья.
- Тише ты, тише, сатана! Чего расходился! Говорят тебе, тише! - кричали разбойники.
Но парень уже ничего не слыхал. Он продолжал махать кулаками вправо и влево и каждым ударом сшибал по разбойнику, а иногда и по два.
- Вишь, медведь! - говорили те, которые успевали отскочить в сторону.
Наконец парень образумился. Он перестал драться и остановился посреди опрокинутых и разбитых горшков, почесывая затылок, как будто желая сказать:
«Что же это я, в самом деле, наделал!»